«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

своей негритянкой, а также аббат Петижан, в чьи обязанности входит контролировать изрядное количество отшельников. Техническим исполнителям надлежит отбыть по месту назначения в сопровождении семей. Трудность предприятия состоит в том, что, несмотря на накопленный опыт, никак нельзя предсказать, а тем более представить себе, чем все это может закончиться. А уж любые попытки описать это заранее обречены на провал. Ибо из всего сказанного можно сделать какой угодно вывод.

Сердцедёр

Часть первая

I

28 августа

Тропа тянулась вдоль обрыва. По ее краям росли окалины в цвету и слегка увядшие опаленки, черные лепестки которых устилали землю. Вздувалась пористая почва, изрытая остроигольными насекомыми; и казалась она околевшей губкой.

Жакмор неторопливо брел, посматривая на окалины, чьи темно-красные сердца учащенно бились на солнце. При каждом ударе поднималось облако пыльцы, а затем оседало на нехотя вздрагивающие листья. Рассеянные пчелы отлынивали.

От подножия скалы доносилось еле слышное хрипение волн. Жакмор остановился на узкой кромке, отделяющей его от пропасти, и заглянул вниз. Там все было далеким, обрывистым, и пена дрожала в расщелинах скал июльским студнем. Пахло сгоревшими водорослями. У Жакмора закружилась голова, и он опустился на колени, прямо на землистого цвета летнюю траву. Вытянув руки и коснувшись пальцами козлиного помета удивительно неправильной формы, он решил, что здесь водится содомский козел – разновидность, которую он полагал давно исчезнувшей.

Теперь он уже не испытывал такого страха, даже решился взглянуть еще раз. Большие пласты красной породы уходили вертикально вниз в мелководье, откуда почти сразу же взмывали вверх, образуя скалу, на гребне которой пребывал коленопреклоненный Жакмор.

То там, то здесь всплывали черные рифы, промасленные прибоем и увенчанные колечками пара. Солнце разъедало поверхность моря, отражаясь в накипи искрящимися похабными каракулями.

Жакмор поднялся с коленей и зашагал по тропе. Та заворачивала, слева он увидел уже тронутый ржавчиной папоротник и цветущий вереск. На обнаженных скалах сверкали кристаллы соли, принесенные прибоем. Удаляясь от моря, тропа карабкалась по склону, который становился все круче и круче, огибала грубые глыбы черного гранита, местами помеченные кучками козлиного помета. Самих коз не было и в помине. Их отстреливали таможенники. Из-за помета.

Он ускорил шаг и внезапно оказался в тени, так как солнечные лучи не могли за ним угнаться. Прохлада принесла приятное облегчение, с легким сердцем шагалось быстрее. А цветы окалины так и плыли бесконечной огненной лентой перед его глазами.

По верным признакам он понял, что приближается, и остановился пригладить растрепанную рыжую бороду. Затем бодро зашагал по тропе. Спустя мгновение Дом явился ему во весь рост в обрамлении двух гранитных столбов, выточенных эрозией в форме леденцов на палочке; сдавливая тропу, они казались опорами огромных крепостных ворот. Новый поворот – и Жакмор потерял Дом из виду. Тот находился довольно далеко от обрыва – на самом верху. Когда два мрачных столба остались позади, ему открылось белоснежное здание, окруженное необычными деревьями. Начинающаяся от крыльца светлая линия лениво петляла вдоль холма и, вдоволь напетлявшись, соединялась с тропинкой. Жакмор поднялся еще выше и свернул. Дойдя почти до самой вершины, он услышал крики и побежал.

От широко распахнутых ворот до крыльца чья-то заботливая рука протянула ленту красного шелка. Лента вела по лестнице на второй этаж. Жакмор проследовал. В спальне на кровати возлежала измученная женщина, потерявшая счет на сто тринадцатой родовой схватке. Жакмор бросил на пол кожаную сумку, засучил рукава и принялся намыливать руки над грубой раковиной из цельного камня.

II

Одинокий Ангель сидел в своей комнате и все удивлялся отсутствию сострадания. Он слышал, как за стенкой стонет жена, но зайти к ней не решался – она угрожала ему револьвером. Супруга предпочитала кричать без свидетелей; она ненавидела свой огромный живот и не хотела, чтобы ее видели в подобном состоянии. На протяжении двух месяцев Ангель жил отдельно, ожидая, когда все это закончится; самые разные пустяки давали пищу его размышлениям. А еще он ходил по кругу, узнав из репортажей, что заключенные кружат, как звери в клетке. Какие еще звери? Вечерами он засыпал, надеясь увидеть во сне ягодицы жены, так как, учитывая размеры ее живота, было предпочтительнее думать о ней сзади. Каждую ночь он вздрагивал и просыпался. Зло в основном уже свершилось, и ничего удовлетворительного в этом не было.

На лестнице послышались шаги Жакмора. В тот же момент крики жены оборвались. Ангель оцепенел. Затем подкрался к двери и прильнул к замочной скважине, но ножка кровати закрывала все остальное. Он только зазря вывихнул себе правый глаз, затем выпрямился и прислушался – не к чему-то, а просто так.

III

Жакмор положил мыло на край раковины и взял махровое полотенце. Вытер руки. Открыл сумку. Рядом в электрическом сосуде закипала вода. Жакмор простерилизовал в ней резиновый напальчник, ловко натянул его и приоткрыл сокровенно-женское, чтобы посмотреть, как разворачиваются события.

Увидев, выпрямился и брезгливо поморщился:

– Их там трое.

– Трое?! – прошептала пораженная роженица.

И тут же завопила, поскольку измученная утроба внезапно напомнила о том, что ей очень больно.

Жакмор достал из сумки несколько стимулирующих пилюль и проглотил их; он чувствовал, что ему сейчас достанется. Выдернул грелку из постели и со всей силы швырнул ее на пол, чтобы привлечь шумом какую-нибудь челядь. Он услышал, как внизу кто-то забегал и ринулся наверх по лестнице. Появилась сиделка, вся в белом, как на китайских похоронах.

– Подготовьте инструменты! – приказал Жакмор. – Как вас зовут?

– Беложопкой меня кличут, – произнесла она с отчетливым деревенским выговором.

– В таком случае я предпочитаю вас вообще никак не называть, – пробурчал Жакмор.

Ничего не ответив, девушка бросилась начищать никелированные медицинские штуковины. Жакмор подошел к кровати. Женщина внезапно замолчала. Ее пронзила боль.

Он схватил бритву и уверенным движением обрил роженице лобок. Затем решительно обвел белой чертой границы операционного поля. Сиделка смотрела на него с изумлением, поскольку ее познания в области акушерства не заходили дальше отела.

– У вас есть медицинский Ларусс? – спросил Жакмор, откладывая помазок. Спросив и отложив, он склонился над своим произведением и подул на краску, чтобы быстрее высохла.

– У меня есть только Сводный каталог Французской оружейной и велосипедной мануфактуры города Сент-Этьена, – ответила сиделка.

– Досадно, – сказал Жакмор. – В словаре мы могли бы что-нибудь почерпнуть.

Не дождавшись ответа, он обвел взглядом комнату и уткнулся в дверь, за которой томился Ангель.

– А кто томится за дверью?

– Там хозяин… – ответила сиделка. – Он заперт.

В этот момент роженица очнулась и выдала